(Живопись)
Текст: Александр Лобок
Пари – это от слова парить?
Или – от слова Paris?
Похоже, что когда речь идет о «русском пари», то в равной степени и от того, и от другого.
Потому что «русское пари» - это, конечно же, нелепица, оксюморон.
Сочетание несочетаемого.
То, чего не может быть в природе, но то, что вопреки всем законам природы – есть.
Потому что русское пари - это не для выгоды, не для корысти, а потому, исключительно, что хочется воспарить и улететь куда-то в неоглядные дали.
И тогда французское «пари» навсегда теряет свою меркантильную окраску и превращается в русское «авось», в непредсказуемый полет «загадочной русской души», где нет никакого расчета, а есть одна только бесшабашная удаль и детская радость бытия.
Вот почему главные, и, возможно, единственные герои Леонида Баранова – дети.
При том, что мы не найдем на его картинах практически ни одного «натурального» ребенка.
Тем не менее, картинки Леонида Баранова насыщены «внутренним детством» и обращены к «внутреннему детству» каждого из нас. К тому «внутреннему детству», которое счастливо живет в своей игровой необязательности и способно любую мелочь наполнять ощущением подлинности и настоящести.
Это детство, которое по сути своей не имеет возраста и одинаково может быть присуще тебе как в пять, так и в сто пять лет.
Когда мир абсолютно открыт и абсолютно самодостаточен в этой своей открытости.
Когда каждый (даже самый незначительный по внешним параметрам) фрагмент мира - это по сути дела целая Вселенная, и каждое мгновение жизни неисчерпаемо как вечность.
Когда бытовое наполнено Бытийным, и ты не гонишься за какими-то внешними целями, а просто счастливо живешь, с наслаждением проживая каждое отпущенное тебе мгновение.
Философия Леонида Баранова – это абсолютное и непоколебимое соединение точки детства и точки старости – некая зримая метафора того, что не только «смерти нет», но и жизни - как какого-то мучительного и неодолимого страдания, как обреченности на смерть, как движения к смерти – нет тоже. Потому что все, что есть – это неисчерпаемое состояние детства с его абсолютной и безоглядной радостью бытия. И сколько бы ты ни прожил на свете, ты жив исключительно тем, что в каких-то твоих глубинах по-прежнему живет ребенок с его наивной и абсолютной открытостью миру, когда все – впереди, и когда все – возможно. Потому что детство – это и есть состояние абсолютной целостности, абсолютной принадлежности себе, когда ты сам – точка отсчета для мира, и оттого ты просто живешь и радуешься жизни – той, которая тебе дана. И впереди тебя, ну конечно же, жизнь вечная.
И оттого мир Леонида Баранова – это мир, населенный ангелами.
А у этих ангелов добрые глаза, лучащиеся детской радостью проживания жизни.
Прекрасный, дивный мир, наполненный детством и счастьем – словно заклинание, которое произносишь вопреки нескончаемой и безысходной тоске, которой наполнена реальная жизнь.
А еще, конечно, в Леониде Баранове - абсолютно брейгелевское начало.
Когда каждая отдельная картинка – это словно взятый с сильным фотоувеличением фрагмент огромного многофигурного полотна. А если сложить все эти счастливые микросюжеты со стариками и старушками в единую мозаику, получится целая Вселенная некоей волшебной человеческой повседневности - рассказ о чудесной стране, которой, конечно же, нет на карте, но которая странным образом существует в сердце каждого из нас как надежда на вечную и вечно счастливую жизнь, удивительно простую и одновременно удивительно высокую.
Если угодно – российский вариант рая.
Мир, в котором живут герои Леонида Баранова – это, конечно же, рай.
Странный, но такой настоящий, такой удивительно искренний и трепетный снежный рай, населенный детьми, которые прикидываются дедушками и бабушками.
И оттого, наверное, так сладко и горько сжимается сердце при взгляде на этот волшебный мир.
Потому что знаем, что рай этот – внутри нас, но готовы ли мы безоглядно открыться этому раю навстречу?
…Вот он - герой русского пари: одна нога разута, сам - на четвереньках, поллитровка отчаянно балансирует на спине, но взгляд, взгляд! Взгляд – туда, в мир горнего, который, конечно же, есть – ну не может не быть!
И оттого этот взгляд до самозабвения счастлив, пронзителен и высок, как пронзительно и высОко все, что происходит в этой бескрайней российской брейгелиане Леонида Баранова.