Сентябрь, 2015 г.

                                               Живопись

Пояснения к картинам

                                                                         Текст: Лилия Немченко.

Персональная выставка Кирилла Бородина полемизирует с утверждением Анны Ахматовой, что «в молодости и зрелости человек редко вспоминает свое детство, он активный участник жизни…». Кирилл Бородин – «активный участник жизни» (лауреат и участник многочисленных выставок, его работы находятся во многих частных коллекциях), но он, будучи молодым человеком, вспоминает детство. Это детство без ностальгии, без умиления, без чувства драматизма и осознания ускользающего времени (индикатора перемен). Его картины - не статичные истории, а движение, это сохранившийся из детства вечный эксперимент, отсутствие границ между вчерашним и сегодняшним. Движение в живописи Кирилла задается не столько сюжетами (машинки, железная дорога), сколько динамикой колористических масс, фактурой, напряжением между предметами – героями картин. В работах художника - энергия жизни, а в детстве, «когда на губах вечно смех, а на душе всегда мир» (Жан-Жак Руссо), она невероятно сильна. Этой энергией заряжен весь вещный мир картин – игрушки, дома, подъезды, пластмассовые фигурки героев мультфильмов, маски. Густонаселенный мир полотен Бородина указывает на время, время перемен, время 1990-х, когда жизнь советских/постсоветских семей посетила свобода в виде новых СМИ и изобилия китайского рынка. Места игрушек Агнии Барто: мишек, заек, бычков и кукол Танечек, - заняли новые герои – боги 90-х: черепашки Ниндзя, вкладыши от «жевачек», драконы и прочие изделия из пластмассы. Древняя китайская культура предстала в виде космополитических наборов зеленоватых фигурок терминаторов, солдат всех родов войск, оружия и гильотины в наборах игры «Греки и персы» (неосознанного постмодернистского смешения времен). Воздух свободы 90-х был наполнен вполне определенным ароматом китайской пластмассы. Все это богатство с запахами химических лабораторий заполняло детские комнаты практически всех мальчиков и девочек, родившихся в конце 80-х (сам художник в их числе). Не останавливали ни сообщения о выявленных отравлениях китайскими пластиковыми масками, ни об арестах партий игрушек с повышенным содержанием свинца. Серебряное и золотистое изобилие знакомило не только со сказочными героями, но и с химическими веществами – фенолом, метанолом, формальдегидом, мышьяком и барием.

Постсоветское детство определялось теперь не великими литературными текстами Фенимора Купера, Майн Рида и Жюль Верна, а мультфильмами. Основные модели поведения предлагались черепашками-мутантами. Они превращались в разумных черепашек ростом с человека, а крыса обучала их боевым искусствам японского мастера Нидзя-Цу. Имена Леонардо, Рафаэля, Микеланджело и Донателло поколение Кирилла Бородина узнавало тоже от них, легендарных черепашек.

Выставка как раз про них - героев 90-х. Черепашки еще и главные воспитатели, заменившие «Тимура и его команду». Они серьезны и будто наблюдают за играми детей (картины «Мужские игры», «Гонки на ковре», «Железная дорога», «Бой в ванной»). Это игры по правилам, в них нет агрессии. От черепашек Кирилла Бородина исходит уверенность и снисходительность, сила и справедливость. В перечисленных картинах нет самих играющих, игрушки заполняют все пространство, отсюда следует, что они не факультативны в жизни, они и есть сама жизнь – соперники, гонки, движение. Кубистические «Гонки на ковре» – это победа над скоростью (как бы порадовались воспевшие энергию движения итальянские футуристы). Очень ценно, что в этом безудержном карнавале красок, брызгов, ракурсов (гонки по кругу, по прямой) присутствует авторская ирония: взгляните на динозавра на фоне мэрии.

Как когда-то Брейгель создал картину-энциклопедию «Игры детей» (1559 г.), так и Кирилл Бородин вводит нас в игровое пространство 1990-х. В этом пространстве важную роль играют маски (триптих «Маски»), а то, что они оказались опасными для жизни, художника мало волнует. Ему интересны перемены ролей, переход из одного состояния в другое, знакомство с призраками, а, значит, и со страхом. Детские страхи – обязательная страница в Книге перемен: красная перчатка, белая лента, черная рука – классический набор. Но Кирилла - начитанного учительского сына - скорее смущали не эти артефакты, а взрослая Пиковая дама. Работа «Пиковая дама» совершенно не воспроизводит классический образ роковой старухи: на картине, во-первых, она молода, во-вторых, сам тип изображения больше напоминает комиксы и рекламные образы (новый для культуры 90-х источник впечатлений). Именно в «Пиковой даме» появляются и красноватые оттенки кистей рук (привет от детских страшилок), которые рифмуются с ярким гребнем черного петуха, а может, курицы (привет от «Черной курицы» Погорельского). Спокойный, немного отстраненный, но при этом соблазняющий взгляд «Пиковой дамы» вступает в противоречие с экспрессивным колоритом картины. В этом особая эмоционально-чувственная правда детских впечатлений, в которых интерес, страх и притяжение слиты воедино.

Дети, родившиеся в эпоху первоначального накопления капитала, быстро принимали правила обмена, об этом картина «Сколько надо лягушек для обмена на жевачку». Эти обмены часто происходили в подъездах - еще одном пространстве мира городского детства («Подъезд»).

Вернемся к Ахматовой. Она замечала, что взрослея, человек попадает в готовый и неподвижный мир, «и самое естественное не верить, что этот мир некогда был иным». Кирилл Бородин вновь невольно полемизирует с Поэтом. Его мир, мир Художника, подвижен, изменчив и открыт переменам.